Разбирая рукописи М.П. Грязнова, привезенные из ИИМК РАН, изучая его материалы по восстановлению названий улиц города Хлынова в различные периоды, начиная с 1615 по 1717 года, натолкнулся на рукопись с названиями улиц 1710 года с припиской (распределение пленных шведов). В списке значились улицы Московская, Морозовская, Спенцинская, Воскресенская бывш. Чернышевская, Пятницкая, Седининская, Слободская и Березовская. Это именно те улицы, на которых расселяли пленных шведов на постой.

Данный этап в жизни Хлынова мало где освещается в прессе, однако имел определенные последствия, повлиявшие на жизнедеятельнось города и края в будущем.

305 лет почти тому назад, утром 8 июля (по новому стилю) 1709 года в 6 верстах от города Полтавы произошла знаменитая баталия, к исходу которой армия Карла XII практически перестала существовать. Сам шведский король едва избежал плена – участи, постигшей в тот день порядка 20 000 из 37 000 его соратников.

Всего в двух блестящих «баталиях» под Полтавой и Переволочной было взято в плен порядка 22 тысяч человек, а если считать всех гражданских, придворных, женщин, сопровождавших шведскую армию, то вполне наберется тысяч двадцать пять. После победы Петр пригласил пленных генералов в свой шатер, а потом, на праздновании победы, поднял тост «за своих учителей» в ратном деле.

«По велению Петра всем пленным должно было выплачиваться жалование, им разрешалось заниматься ремеслами, а желающие могли перейти на русскую службу. Желающих оказалось довольно много – только в первые недели около 6 тысяч пленников принесли присягу Петру, поступили на службу России и влили толику европейской крови в русскую нацию. Отказавшихся примкнуть к победителям расквартировали по городам средней полосы: в Ярославль, Ростов, Новгород, Владимир, Муром, на оружейные заводы в Тулу, в Арзамас, Симбирск, Вологду, Архангельск, Уфу, Чебоксары…

Большая шведская колония оказалась в Казани и соседнем Свияжске; они-то, собственно, и испортили все окончательно.

Некий капитан Рюль, содержавшийся в Свияжске, вступил в преступный сговор с капралом драбантов Курселем, и они задумали побег. Да не простой, а массовый. Пользуясь тем, что в обоих городах пленные содержались абсолютно свободно и могли передвигаться по городу без караула, подельники начали агитацию среди офицеров. Вскоре к заговору присоединилось их более 150. Удалось также сагитировать все три полка, которые были приставлены присматривать за пленными, а это три немецких драгунских полка, перешедшие на русскую службу. Русских войск в городах практически не было – только небольшие отряды, расквартированные в казанском кремле и центре Свияжска.

Заговорщики намеревались перебить русских, захватить арсеналы и казну, и пробиваться в Польшу, навстречу шведской армии. Но все закончилось так — за день до выступления шведский адъютант Бринк прибежал к коменданту Свияжска и всех сдал.

Курселя, Рюля и еще 12 участников заговора в кандалы и в каменный мешок. Десятерых расстреляли, капитан Рюль отсидел в оковах в подземелье девять лет на хлебе и воде, но выжил, вернулся вместе со всеми в Швецию, и еще дотянул там до 65-летнего возраста.

Во избежание подобных недоразумений в будущем все шведские «каролины» (так в Швеции называли всех вояк из армии Карла XII) сменили географию проживания. И место вышеперечисленных городов заняли совсем другие: Томск, Кузнецк, Енисейск, Туруханск, Красноярск, Иркутск, Нерчинск, Якутск, Селенгинск, Илимск, Киренск, Хлынов, Соликамск, Чердынь, Кай-городок, Яренск, Тюмень, Туринск, Пелымь, Верхотурье, Космодемьянск, Сургут, Нарым, Березов, Тара, ну и, конечно, Тобольск. Петр I решил — охранять их все равно некому – в армии каждый человек на счету, а оттуда не удерут.» (Вадим Нестеров. Люди, принесшие холод).

« Собственно, сотня захваченных под Полтавой шведов  и составила первую партию пленных , появившихся на Вятке. Размещены они были в 47 обывательских домах, располагавшихся на Московской, Воскресенской, Пятницкой, Никитской и других улицах. Некоторые жили в городских кузницах и в избах земского двора. Содержание пленных  было возложено на вятские города.

Постепенно численность ссыльных росла, причем для надзора за ними пришлось усиливать даже местный гарнизон.

Надолго жителям Хлынова  запомнилось пребывание здесь шведских солдат и офицеров. Сохранились интересные сообщения о поведении пленных , угодивших на Вятку. Так, одни из них учительствовали – обучали вятчан немецкому языку, арифметике и «различным художествам», другие, напротив, вели себя дерзко. Хлыновцы жаловались, что пленные  гуляют ночью по городу, преследуют местных женщин, и по этой причине посадские люди порой боятся выходить на улицу.

Поступали жалобы и от караульных. Так, солдат Козьмин жаловался на пленного  капитана Стакельберга, который с руганью «кулаком напрасно» бил своего охранника, рвал на нем платье, и, кроме этого, заставлял караульного раздевать его перед баней и на руках нести в дом после мытья… А капитан Келер с товарищами избили дьячка Воскресенской церкви Алексея Зеленина. В связи с подобными обстоятельствами были случаи, когда караульные даже сбегали со службы. Но и пленным , нарушавшим порядок, тоже доставалось – их заключали в тюрьму.» ( Михаил Судовиков)

«Вообще, с местными шведы сходились трудно – слишком уж сибирская жизнь отличалась от привычной шведской, с кофе и газетами. Вот как описывает эту проблему исследовательница Галина Шебалдина: «Первые годы пребывания шведских ссыльных в Сибири были трудными еще и потому, что культура, быт и нравы европейцев сильно контрастировали с укладом жизни местного населения. И те, и другие воспринимали поведение друг друга как дикое и непристойное. Шведские мемуаристы весьма красочно описывали пьянство русских, особенно в праздники. В эти дни ссыльные старались не выходить на улицу и запирали двери. Местные же, в свою очередь, осуждали чрезмерно вольное поведение ссыльных по отношению к женщинам. В острог сажали только за попытку заговорить с русской женщиной на улице. Недопонимание и неприятие друг друга, безусловно, влияли на отношения между ссыльными и местным населением, но не были основной причиной столкновений между ними. Решающее значение имел тот факт, что местные жители волею обстоятельств вынуждены были участвовать в содержании военнопленных: нести караульную службу, размещать их в своих тесных жилищах, делиться пищей, нести дополнительные налоговые тяготы ».

«Впрочем, главной проблемой были вовсе не отношения с местными. Главной проблемой стало выживание. Россия платить офицерам перестала, а пожертвований из Швеции приходило все меньше и меньше. В начале 1714 года неформальный глава вынужденных эмигрантов граф Пипер разослал всем своим подопечным письмо, где прямо сообщил, что «касса пуста и остается только надеяться на короля и Господа Бога», добавив, что денег уже не хватает даже на покупку вина для причастия и медикаменты.

Пленные выживали, кто как мог. Многие пошли на русскую службу. Бедолаги жаловались в письмах, что «многие из нижних и высших офицеров принуждены у мужиков работать, также от нужды женились графы и бароны на старых бабах и их дочерях только для того, чтобы добыть себе хлеба». Трудились кто на что горазд. Собирали хворост и сведения о Сибири, делали горшки и географические открытия, открывали неизвестные Европе народы и кукольные театры. (Вадим Нестеров. Люди, принесшие холод )

Галина Шебалдина пишет: «Ротмистр Георг Малин был не только поэтом, описавшим многие эпизоды своей сибирской ссылки в стихах, но и ювелиром и художником. Ротмистр Фридрих Ликстон, отбывавший ссылку в Верхотурье, покупал качественную тонкую кожу, из которой шил кошельки и перчатки. Наибольшего успеха в ювелирном деле достиг Юхан Шкруф. Его изделия были настолько качественны и красивы, что губернатор Гагарин приказал отправлять купленные у мастера поделки в госказну. Поручик Александр Борман делал гравюры, ротмистр Нирот писал картины. Поручик Эрик Улспар резал фигуры из кости так искусно, что князь Гагарин преподнес Петру Первому в подарок изготовленные каролином шахматы. В начале 1713 года в Тобольск из Верхотурья прибыли ротмистр фон Кунов и лейтенант Лейоншольдт, которые вместе с тобольским пленником Фэнриком Магнусом Сильверхельмом заключили договор об изготовлении… игральных карт. Были среди пленных врачи, переводчики, учителя, портные, гувернеры, садовники… Но наиболее популярным занятием среди каролинов, как офицеров, так и рядовых, было самогоноварение и изготовление пива ».

«Корнет шведской кавалерии, Лоренц Ланг, попавший в плен под Полтавой, идет на русскую службу. С прошлым рвет решительно, принимает православие, меняет имя на «Лаврентий», становится офицером русского инженерного корпуса, и вскоре ввязывается в Большую игру на китайском направлении. Становится уникальным специалистом по Китаю , шесть раз ездит туда с дипломатическими миссиями, несколько лет живет в Пекине в качестве дипломатического агента. Умер в Сибири статским советником и иркутским вице-губернатором.

Капитан Филипп Иоган Табберт после Полтавского сражения благополучно перебрался через Днепр, но попал в плен . Был отправлен вместе с другими пленными  сперва в Москву, а затем в Тобольск. Неуемная его натура проявилась еще по дороге. В городе Хлынове , как свидетельствуют документы Вятского приказа, 24 мая 1710 г. были задержаны двое шведов , которые гуляли за городом. Это были капитаны Иоган Табберт и Иоган Шпрингер, причем они не просто гуляли, они плыли на плоту и осматривали окрестности… Показания об их прогулке давал известный капитан Врех, ставший впоследствии основателем знаменитейшей школы в Тобольске. Впоследствии Табберт погулял по всей Сибири, и стал одним из самых знаменитых ее исследователей. Все тринадцать лет плена он потратил на изучение неизвестной Европе страны. Его слова «Мы знаем о Сибири не больше, чем остяки о Германии» были, увы, абсолютной правдой. А достижения капитана в изучении Сибири — столь впечатляющими, что Петр лично предлагал ему пост главного картографа русской империи. По возвращении в Швецию Табберт был возведен в дворянское достоинство и принял фамилию фон Страленберг. А публикация в 1725 году карты и описания Сибири вызвали в Европе такой фурор, что еще века полтора каждый автор, пишущий об Азиатской России, непременно ссылался на работу пленного шведа.» ( Вадим Нестеров. Люди, принесшие холод ).

«На Вятке шведы  оставались до конца Северной войны (1700 – 1721), дыхание которой местные жители ощутили не только благодаря пребыванию пленных , но и благодаря многочисленным петровским реформам, вызванным войной.

Дух перемен проявился прежде всего в административных преобразованиях: по реформе 1708 – 1710 годов Вятская земля вошла в состав Сибирской губернии, а в 1719 году была образована и Вятская провинция, возросли денежные сборы и натуральные повинности. Помимо этого, вятчане собирали деньги на жалованье ратным людям, обеспечивали армию продовольствием, участвовали в постройке крепостей, включая и строительство Петербурга – города, как известно, родившегося в период Северной войны.

В 1719 году жителями края было поставлено в армию 155 рекрутов и внесена немалая денежная сумма на устройство Петербургского и Ревельского портов, а также Ладожского канала. В 1720 году в  Хлынове  объявили о формировании ополчения «из старых солдат, драгун, стрельцов» для борьбы со Швецией. Однако вскоре оно было распущено в связи с возобновлением переговоров о мире.» ( Михаил Судовиков)

Какое же влияние оказало шведское присутствие на Вятский край?  Шведы , взятые в плен во время Северной войны 1700-1721 годов и прибывшие  в   Хлынов , учили местных аборигенов западным наукам и ремеслам, открыли  в   Хлынове  немецкую школу, это и свейские (шведские) мечи, которыми любили помахать наши воинственные предки. С тех пор среди вятчан появились фамилии  Шведовы , Шведчиковы, т.е. родившиеся от  шведов .

Первооткрывателем европейского сервисного обслуживания в г. Вятке тоже были  шведы . В 30-е годы XIX века в губернском городе Вятке были открыты гостиничные номера «Стокгольм», где впервые в истории вятских кабаков официанты облачались в смокинги, а метрдотель был выписан из Стокгольма. (Но вятский обыватель не сумел по достоинству оценить лоск нового обслуживающего персонала, и в конце концов, смокинги были заменены на поддевку и смазные сапоги.)

Меня же, когда я изучал эти материалы не покидала мысль, что я что то упускаю важное из этих событий, они как то по-особому со мною связаны, и наконец то картинка раскрылась.

Занимаясь в свое время изучением родословной, я зашел в тупик, выстраивая родовую ветвь от от себя и к основам. Все данные затерялись в 1850-х годах. Что дальше? Вариантов не прослеживалось, за исключением отрывочных сведений из «Записной книги о продаже дворов» за 1789 год, где упомянут Кузнечный переулок, а дозорные книги называют работавших здесь мастеров: Ярко да Епишко Федяевы — братья.

В итоге я решил пойти от обратного, т.е. от самых истоков к сегодняшним дням. Пошел на сдачу ДНК сначала в Москве, затем в Америке и итогом послужило определение моей принадлежности к гаплогруппе I1a, подгруппе М253.

О чем это говорит? Зная эти параметры можно проследить миграцию своего рода по территории земли и основное местообитание на сегодняшний день.

Вот этапы миграции рода I1a…

и конкретно подгуппы М253:

Из этих схем видно, что основное конечное местообитание этой подгуппы приходится на Великобританию и Швецию.

Исследователь генетической генеологии Александр Штрунов в своей статье Происхождение гаплогруппы I1-М253 в Восточной Европе http://rjgg.molgen.org/index.php/RJGGRE/article/view/44 , восстановил мою родовую ветвь с самых истоков и выделил, как он ее назвал Федяевскую подветвь.

Он пишет : Федяев расположился на достаточно пестрой ветви, условно обзову ее центрально-европейской, возрастом 4300 лет. Федяевская подветвь 2200 лет выглядит так:

Видно, что что период даже до нашей эры уходит корнями в Швецию, Шотландию, Англию.

Дальнейшее общение с носителями данной гаплогруппы из Англии, Америки, Финляндии всегда ставило их в тупик — каким образом представитель данной гаплогруппы оказался на этой территории, т.к. по всей России их насчитывается не более 5% и все они концентрируются ближе к западным областям России.

Для меня это тоже был постоянный вопрос. Мои предположения по возможным вариантам — приход ушкуйников на эти земли, как возможные носители рюриковского рода ( есть предположения, что Рюрик пришел на Русь со своим родом, который принадлежит к этой гаплогруппе), последующее массовое заселение в 1765 году наших мест переселенцами из западных областей при Екатерине II, с очень малой вероятностью подтверждали эту теорию.

Сейчас мне кажется, что я приблизился к этой разгадке, потому что столь длительное нахождение шведов на нашей территории не могло не оставить свой след.

В.И. Федяев 12.04.14